Гибельное море - Страница 40

Врач, конечно же, оказался шарлатаном, но на вид весьма почтенным шарлатаном, который выдал достаточно убедительный набор слов, и миссис Долиш поверила, что Уинтервейл очнется бодрым и свежим, причем довольно скоро.

А вот миссис Хэнкок обмануть не удалось. После ухода врача она приперла Тита к стене его комнаты:

– Ваше высочество, со всем уважением, но этот человек шарлатан, поверьте моему опыту.

– Но прибывшая с ним медсестра из числа Изгнанников и весьма сведуща в медицине, – тут же солгал Тит.

Миссис Хэнкок нахмурилась – возможно, пытаясь вспомнить неприметную медсестру.

– И каков ее диагноз?

– В точности тот же, что озвучил врач: жизнь Уинтервейла вне опасности, и через несколько дней он очнется в полном здравии.

Миссис Хэнкок поправила накрахмаленные манжеты блузки:

– Именно этим и занимается панацея: восстанавливает организм во время сна. Но что мне действительно интересно, ваше высочество, так это в чем причина такого состояния Уинтервейла.

– Этого медсестра определить не смогла.

– А вы? – Она сверлила Тита пристальным взглядом. – Вам она тоже неизвестна?

Он забросил ноги на стол, прекрасно зная, как миссис Хэнкок бесит столь небрежное отношение к мебели.

– В воскресенье произошло следующее: Уинтервейл прибыл в дом дяди Сазерленда где-то между половиной третьего и без четверти три. Он выглядел усталым и сказал, что хотел бы вздремнуть. Немного поспал, потом съел кусочек поджаренного хлеба, и его тут же вырвало. Естественно, я предположил, что Атлантида его отравила, поэтому дал Уинтервейлу два противоядия.

Миссис Хэнкок приподняла брови:

– Естественно, ваше высочество?

– Учитывая подозрительную смерть барона Уинтервейла, само собой.

– Атлантида никоим образом не причастна к гибели барона.

– Нет-нет, конечно, Атлантида не стала бы искать способ убрать предводителя Январского Восстания, на тот момент еще достаточно молодого и честолюбивого, чтобы в один прекрасный день предпринять вторую попытку мятежа.

Миссис Хэнкок минуту помолчала.

– Вижу, у вашего высочества уже сложилось определенное мнение. Пожалуйста, продолжайте.

– От противоядий тошнота лишь усилилась, и я дал ему другое снадобье, в котором, к несчастью, содержался пчелиный яд, а у Уинтервейла на него сильнейшая аллергия, о чем я не имел понятия. У бедняги началось удушье, потому выбора не осталось – пришлось прибегнуть к панацее.

Тит намеренно обрисовал картину так, что причиной нынешнего плачевного состояния Уинтервейла стала некомпетентность. Лучше создать впечатление, будто кузен заболел из-за примененного Титом неверного лечения, чем разбудить в миссис Хэнкок подозрения о том, что с учеником действительно что-то не так.

А если она решит задать несколько вопросов Кашкари, индиец, вероятнее всего, скажет, мол, Тит отрицал тот факт, что давал Уинтервейлу снадобье с пчелиным ядом. Но опять же, правитель Державы не стал бы признаваться безродному немагу в такой нелепой ошибке.

– Пожалуйста, ваше высочество, в будущем воздержитесь от врачевания учеников нашей школы, – сухо произнесла миссис Хэнкок.

Тит набычился:

– Уинтервейл удостоился моей помощи лишь потому, что приходится мне троюродным братом. Другие ученики недостойны моих превосходных снадобий.

– Значит, нам с миссис Долиш стоит считать, что нам повезло. Мы присмотрим за Уинтервейлом.

Тит ответил ей пристальным взглядом:

– А почему это он вас так внезапно заинтересовал? Вы здесь не только для того, чтобы докладывать о моем житье-бытье?

Уже почти у двери, миссис Хэнкок слегка повернула голову:

– О, так вот зачем я здесь, ваше высочество?

И удалилась, оставив хмурого Тита размышлять над последним неожиданным вопросом.

* * *

– Ты ведь не думаешь, что он подхватил африканскую сонную болезнь? – спросил у Кашкари Купер.

Они сидели в комнате Уинтервейла, где чуть раньше толпилось столько народу, что Куперу с Иолантой не удалось войти. Но теперь остался лишь Кашкари, корпевший над домашней работой за захламленным столом больного.

– Миссис Долиш задавала такой вопрос. Врач сказал, что нет, – ответил индиец.

– Что ж, в любом случае, хоть отоспится, – усмехнулся Купер, склоняясь над Уинтервейлом.

Бодрствуя, тот был очень непоседливым. В нем кипела энергия, которую он не всегда знал, куда девать. Во сне же Уинтервейл казался спокойнее и взрослее. Иоланта смотрела на него, желая, чтобы он проснулся другим человеком – таким, кому она осмелилась бы доверить жизнь любимого.

«Не смей слушать бредни Тита про раннюю смерть. Даже не думай поверить в них и бросить его позади».

Купер подтолкнул ее в бок:

– Пойдем заниматься греческим?

Иоланта вздрогнула.

– Ага. Иду за тобой.

Оказавшись в ее комнате, они раскрыли учебники.

– Завидую грекам, – вздохнул Купер. – Им не требовалось учить греческий – они уже им владели.

– Точно, счастливые люди, – поддержала Иола. – Господи, ненавижу греческий.

– Но тебе он неплохо дается.

– Тебе так кажется, потому что тебе он не дается совсем, и моя посредственность в сравнении с твоей отсталостью кажется небывалым успехом.

– Понимаю, о чем ты толкуешь, – усмехнулся Купер. – В сравнении с тобой я прилично играю в карты.

Иоланта вопреки воле расхохоталась – она действительно безнадежна в немагических карточных играх. Но смех тут же стих, стоило двери открыться. В комнату шагнул Тит.