– Ну что ж, в таком случае показывай дорогу, – согласилась она.
Страдать в одиночестве или играть в странную немагическую игру – какая, в сущности, разница?
Первые капли дождя застучали по окнам, когда они вошли в бильярдную, провонявшую сигарным дымом. Запах въелся в кармазинные шторы и синевато-серые обои.
Когда приходил черед Иоланты, Купер выступал ее консультантом, объясняя выбор угла для удара. Когда она забила свой первый шар, он захлопал в ладоши.
– Так держать, Фэрфакс! Скоро ты достигнешь за столом таких же отличных результатов, как на поле для крикета.
«И пользы мне с этого как с козла молока».
Иола промолчала.
Снова пришел черед Купера, он начал обходить стол по кругу, вырабатывая стратегию, и вдруг спросил:
– Ты всерьез сказал вчера, что можешь уехать от нас в западные штаты Америки?
Иоланта стиснула кий в руке. Она совершенно не задумывалась над тем, что делать ей самой теперь, когда она больше не нужна для Великого Покушения.
– Мои родители не особо хорошо умеют планировать. Завтра все может оказаться совсем по-другому.
– Если не хочешь уезжать в Вайоминг, можешь устроиться на работу в фирму моего отца, – предложил Купер с искренней надеждой. – Вдруг адвокатская практика окажется не такой ужасной, если рядом со мной будет друг. А из тебя выйдет хороший солиситор – готов побиться об заклад.
Иоланта не понимала, почему у нее на глазах внезапно выступили слезы – возможно, ей просто было приятно почувствовать себя нужной.
Она не достаточно ценила это ощущение: как бы ни ошеломляла весть, мол, она – ключ к гибели Лиходея, в то же время это оказалось огромным комплиментом. Раз тебя выбрали для подобной миссии, значит ты особенная, значит живешь не напрасно.
Теперь же все перевернулось с ног на голову: Иоланта ничего не стоила, не была особенной, а все иллюзии величия так и остались лишь иллюзиями.
И услышать такое от юноши, ради которого она не единожды рисковала жизнью, обогнула половину земного шара и с которым собиралась… Иоланта даже думать не могла о летней вилле Королевы Времен Года, теперь очищенной от цветочных лепестков.
– Спасибо за предложение, – поблагодарила Иола Купера и на короткий миг сжала его плечо. – Я тебе крайне признателен.
Он казался одновременно довольным и смущенным.
– Ну хорошо, подумай над этим.
Она не могла. Любая попытка ответственно и реалистично посмотреть в будущее была подобна потугам дышать под водой – острая неописуемая боль, пульсирующая где-то глубоко внутри черепной коробки.
Иоланта едва сдерживалась, чтобы случайно не сжечь дом дяди Сазерленда.
* * *
С каждым вздохом Тит все глубже погружался в пучину отчаяния.
Часть его не сомневалась: это наказание за то, что он был слишком счастлив, за то, что забыл – жизнь всегда готова проявить свою жестокость. Другая же часть безумным узником вопила в темнице, но мир оставался глух к ее крикам.
Когда дождь зарядил не на шутку, Тит перескочил в лабораторию, чтобы спрятать дневник матери в безопасном месте, а потом покинул ее в страшной спешке, лишь бы не поддаться искушению схватить дневник и швырнуть его через комнату.
Почему он должен отказаться от Фэрфакс? Если он пленник судьбы, то почему не может иметь маленькую отдушину, маленький квадратик голубого неба над головой?
В Бейкрест-хаус Тит долго стоял под дверью бильярдной, слушая резкие звуки соприкосновения кия со слоновой костью и запутанные объяснения Купера, куда Фэрфакс следует направить следующий удар.
Как заставить ее понять, что она нужна ему, как и прежде? А может, и больше: от одной мысли о том, чтобы привести Уинтервейла во дворец главнокомандующего в горах Атлантиды, хотелось заползти в глубокое темное место и никогда не показываться обратно.
Купер начал обсуждать планы на следующий семестр – еще один теннисный турнир, прежде чем станет слишком сыро для игр на лужайке, турнир по шахматам для темных дождливых вечеров, – а потом поинтересовался, что Фэрфакс думает о его желании завести морскую свинку и держать ту в комнате.
Тит почти физически ощущал ее печаль, в то время как Купер болтал и болтал. Прежде, когда Итон был ее убежищем и связующим звеном с нормальной жизнью, Фэрфакс наслаждалась бы всем этим, включая морскую свинку. Но без ее предназначения школа становилась лишь местом с туалетами, которыми Фэрфакс не могла воспользоваться.
Тит пошел прочь, не в состоянии больше выносить боль, раздирающую сердце. Проведывать Уинтервейла не хотелось, но он заставил себя направиться в комнату Кашкари. Кузен ни в чем не виноват, он такая же игрушка Фортуны, как и все они.
Из спальни выскочил напуганный Кашкари.
– В чем дело? – спросил Тит.
– Я ходил в туалет. А когда вернулся, Уинтервейл лежал на полу, без сознания. Он говорит, мол, не помнит, что случилось, и не позволил послать за врачом. Я уложил его в кровать и как раз собирался спуститься и спросить тебя, не следует ли мне пренебречь его желаниями и все же отправить за доктором.
– Лучше не надо. Его мать не доверяет врачам, с которыми не знакома. Уитервейл в этом похож на нее.
– Но что, если у него сотрясение мозга?
– И что сможет сделать доктор, если у него действительно сотрясение? – Тит мало знал о немагической медицине и лишь надеялся, что окажется прав.
– Согласен, – признал Кашкари. – Но как быть с вероятностью внутричерепного кровотечения?