Гибельное море - Страница 21

– Водоворот вызвал ты?

Уинтервейл к тому времени уже почти перестал дрожать, но сейчас снова затрясся:

– Не уверен, что случилось. Атлантийский корвет появился из ниоткуда. Только что я дремал, все было спокойно, и тут он. – Он медленно выдохнул, словно пытаясь отогнать воспоминания. – Я совсем растерялся. Только и мог, что думать, мол, будь я стихийным магом посильнее, устроил бы огромный водоворот прямо перед корветом, и не боялся бы его.

Попроси кто-нибудь Тита дать характеристику Уинтервейлу, про магию стихий вспомнилось бы не в первую, не во вторую и даже не в третью и не в четвертую очередь. «Когда мне нужно разжечь огонь, я беру спички», – однажды признался Уинтервейл, и совсем не из ложной скромности. Искры от прогоревших углей – и те ярче жалких крох огня, появлявшихся по его зову. За время, пока он наполнит водой стакан, можно умереть от жажды.

Но, опять же, великие маги стихий в детстве нередко считались заурядными, их полная сила проявлялась в отрочестве. Тит полагал, что Уинтервейлу уже поздно надеяться на подобное преображение, но, очевидно, ошибался.

– То есть ты хотел устроить огромный водоворот?

– Да. И тут сила, которой я раньше никогда не чувствовал, словно хлынула из меня, и море сделало именно то, чего я хотел. Наверное... Наверное, я владею стихиями лучше, чем думал.

Руки Тита горели, он подтягивался на следующую перекладину:

– Смотри, в «Жизнь и деяния великих магов стихий» угодишь, если не поостережешься.

В ответ Уинтервейл то ли всхлипнул, то ли фыркнул:

– Жаль, что мама не видела. Пока мы еще жили в Державе, мои силы ее настолько не впечатляли, что она даже не стала меня регистрировать. Ей бы... Она была бы рада увидеть, на что я способен сегодня.

– Да, это многое меняет, – протянул Тит.

Возможно, все меняет.

К тому времени, как они взобрались наверх, все мышцы Тита молили о пощаде.

Фэрфакс сделала, как велено: внезапное появление Уинтервейла не было встречено криками удивления из открытых окон. Тит наполовину донес, наполовину доволок его оставшуюся часть пути до передней двери.

– Я перескочу внутрь. Подожди несколько секунд, прежде чем звонить в дверь, – приказал на месте. – И если кто-нибудь спросит, почему ты так ужасно выглядишь, скажи, что съел что-то не то в поезде.

Вернувшись к себе в комнату, Тит направил палочку на ботинки и избавился от мусора и других следов пребывания снаружи. Когда снизу послышался слабый звон, он вышел на балкон. Фэрфакс и Купер по-прежнему играли в крокет; к ним добавился Кашкари в качестве наблюдателя.

– Значит, к трем тебе удалось выбраться из постели, – сказал последнему Тит.

– Из постели я выбрался к полудню, – возразил Кашкари. Вид у него был как у не спавшего трое суток. – И провел следующие два часа на полу в агонии.

– Ты, по крайней мере, встал, – заявил Купер с почти неприличным воодушевлением, если вспомнить, что и он пил не меньше. – Насколько мне известно, Сазерленд до сих пор стонет под одеялом.

Фэрфакс махнула молотком. Снова послышался дверной звонок. Она напряглась, но ничего не сказала.

Кашкари потер виски:

– Кто-то звонит?

Появился дворецкий:

– К вам посетитель, он назвался Уинтервейлом. Должен ли я сказать ему, что мистер Сазерленд дома?

– Да! – одновременно ответили Кашкари и Купер.

Кашкари немедленно направился к дому, слегка пошатываясь. За ним заспешил Купер. Фэрфакс, обменявшись с Титом взглядами, последовала за ними.

Тит последним появился в прихожей, где ребята тепло приветствовали Уинтервейла.

– Что случилось? – Кашкари смотрел обеспокоенно. – Ты что, тоже пил? Плохо выглядишь.

– Съел что-то не то по дороге. – Уинтервейл повернулся к дворецкому: – Если у вас найдется свободная постель, я бы предпочел прилечь.

– Комната для вас будет готова через минуту, сэр.

– Можешь пока прилечь у меня, – предложил Кашкари, обхватывая друга за талию.

Уинтервейл посмотрел на Тита, явно не желая идти с индийцем. Но тот уже тащил его вперед, предупреждая:

– Осторожно, ступенька!

– Тебе нужно как следует отдохнуть, – напомнил Тит Уинтервейлу.

Кровать Кашкари ничем не хуже остальных.

– Пойду скажу Сазерленду, что ты приехал, – сказал Купер, обгоняя всех на лестнице.

Фэрфакс не пошла за ними, а придвинулась поближе к Титу.

– Я попрошу, чтобы тебе принесли чаю, Уинтервейл, – произнесла она громко, чтобы все услышали. И добавила шепотом, уже только Титу: – Хочешь рассказать, что случилось?

Она беспокоилась о нем и волновалась из-за случившегося. Но, несмотря на напряжение, держалась великолепно.

А он чувствовал себя атлантийским корветом, затягиваемым в пучину.

– Сначала мне нужно кое-что проверить. Присмотришь за Уинтервейлом до моего возвращения?

– Конечно. Что тебе нужно проверить?

Предательством было сказать это. Но он сказал – ей он не лгал:

– Дневник мамы.

Дневник принцессы Ариадны лежал в центре верстака в лаборатории. Тит смотрел на него, не отводя взгляда. Неужели он так ошибся? Ее видение, то самое, где он стоит на балконе и лицезреет проявление огромной силы магии стихий – было ли оно об Уинтервейле, а совсем не о Фэрфакс?

«Мне очень нужно увидеть эти записи еще раз».

Все в нем стремилось к Фэрфакс. В этом ненадежном, неверном мире она доказала, что на нее можно положиться, придавала ему сил, когда его собственных не хватало.