– Несомненно, дозволим, – отозвался Тит, возвращая карточку. – Когда мы снова будем сидеть на троне, мы вспомним о твоих преданности и усердии и вознаградим тебя
Она покачала головой, словно осуждая его высокопарность, но уголки губ поползли вверх. Тит же поразился, когда, несмотря на окружавшие их опасности и неизвестность, пришел в полный восторг от того, что сумел вызвать ее улыбку.
* * *
В следующую минуту они обнаружили, что не могут снова левитировать друг друга.
– Наверное, наши заклинания уже почти истощились к моменту остановки – мы вряд ли заметили бы это, потому что находились очень близко к земле, – сказал юноша, который то ли был, то ли не был принцем. – Тогда требуется перерыв на четверть часа, а значит, снова мы сможем левитировать, – он взглянул на часы, – минут через семь.
Ему все еще было больно – он держался осторожно и избегал лишних движений. Люди по-разному реагируют на боль: кому-то нужны сочувствие и поддержка, другие предпочитают страдать в одиночестве, без свидетелей. Принц, похоже, принадлежал к последним, к тем, кого раздражают настойчивые доброхоты. Или...
– Ты думал, что это я тебя ранила?
Его вопрос, кажется, позабавил.
– Тебе это пришло в голову только сейчас?
– А с чего бы мне раньше об этом думать? Я этого не делала.
Он вздернул бровь:
– Уверена?
Чародейка осеклась – ведь она и правда не могла знать наверняка. Зато могла вообразить себя мстящей за своего защитника. С другой стороны, его рана нанесена явно не силами стихий.
На что она и указала.
Юноша лишь фыркнул:
– Хочешь сказать, что не умеешь варить зелья?
А умеет ли? Но в памяти тут же начали всплывать всевозможные рецепты: очищающие настойки, отвар бельканто, эликсир света. Девушка потерла виски:
– А ты знаешь, почему нарядился немагом?
– Я мог быть изгнанником. Моя одежда куплена в Лондоне, в Англии, и я узнал улицу – она известна своими портными.
– Сэвил-Роу? – Название, к ее удивлению, само слетело с языка.
И к удивлению юноши тоже. Он подвинулся – и скривился от боли.
– Откуда ты знаешь?
– Когда ты сказал про улицу в Лондоне, известную портными, название тут же пришло в голову.
«А свое собственное имя вспомнить так и не могу».
– То есть мы сохранили приобретенные знания и умения, – размышлял он, – но не личные воспоминания.
Что подразумевало точные заклинания памяти. Для грубых, заставляющих забыть все подряд, достаточно желания; однако точные контакт-зависимы. Маг, который так аккуратно убирал воспоминания, должен был накопить много часов прямого физического контакта с жертвой, чтобы чары возымели силу.
Для большинства таких заклинаний требовалось тридцать шесть часов контакта; для самых сильных – семьдесят два. Если не считать младенцев, которых носят на руках родные, или любовные пары с их объятиями, маги просто не прикасаются друг к другу настолько часто, чтобы иметь возможность наложить контакт-зависимые чары. Конечно, были и обходные способы накопить требуемые часы, но вообще временной порог гарантировал, что многие потенциально опасные заклинания не будут использоваться как попало из-за мелких обид.
В данном случае, однако, этот порог вызывал неприятные подозрения: значит, память повреждена не врагом, а, вполне вероятно, кем-то, кого чародейка очень, очень хорошо знает.
Этот кто-то убедился, что она по-прежнему будет бояться Атлантиды. И тот, кто наложил заклинания памяти на юношу, сделал то же самое.
– Как ты... ты думаешь, мы друг друга знаем?
Он смерил ее долгим взглядом:
– Как ты думаешь, какова вероятность того, что два совершенно чужих друг другу мага окажутся посреди Сахары в нескольких шагах друг от друга, оба лишенные памяти?
Мысль о том, что их с этим юношей может связывать что-то важное, смущала.
– Но друзья мы или враги, еще предстоит выяснить, – добавил он. И проверив часы, осведомился: – Ну что, двинемся дальше?
Нелепо называть камень мягким, но порода, сквозь которую она прорубала туннель, несомненно, казалась мягче, ею было легче управлять.
Они продвигались быстрее, и стоило бы радоваться, но по мере приближения к границе круга на душе становилось все неспокойнее.
– Мы почти там, – сказал юноша. – Пять-десять саженей, не больше.
Чародейка остановилась.
– С тобой все хорошо? – спросил он.
– Тебе не кажется, что у нас слишком легко получилось?
– Что тебя беспокоит?
Она покачала головой:
– Не уверена. Но бронированные колесницы точно знали, где нас искать; естественно предположить, что солдаты, которые прочесывают круг, знают и о моей власти над стихиями. Они должны бы сообразить, что я могу пройти сквозь камень, и тем не менее ограничились прочесыванием песка.
– Я могу перескочить наверх и проверить.
– Не стоит, слишком опасно.
– Хочешь подождать здесь, посмотреть, что будет?
Она глядела на конец туннеля в локте от ее лица, будто прокопанный зверем со стальными костями.
– Нет. Ладно, давай двигаться дальше.
– Не стоит пренебрегать интуицией.
– Ну, другого способа выбраться отсюда нет, а дожидаться, пока что-нибудь случится, вряд ли разумно.
Камень начал ломаться, конец туннеля чуть-чуть отступил, потом еще немного – девушка снова воспользовалась магией стихий.
– Толкни нас вперед, – сказала она.
Через секунду-другую юноша сделал, как велено.